Рубрики
ВАЛЕНТИНА НЕВЕРОВА "БАБА НАСТЯ"
19 марта 2014 года
Баба Настя
(Продолжение. Начало в номерах за 12, 19, 26 февраля, 5 и 12 марта).
Светлана появилась где-то через час, когда солнце уже совсем разогнало туман и опрокинулись в Протву прибрежные кусты, отразилась в ней небесная беспредельность. Вид у внучки бабы Насти был еще сонный, но, видимо, и ее проняло удивительное, ни с чем не сравнимое июньское утро. Шла она размягченная, мурлыча под нос не узнаваемую мной мелодию.
- А баба Настя где? - спросила я. Анастасия Григорьевна высказала вчера желание, что, если выдаст-ся у нее время, тоже выберется на речку подышать на свободе и омыть свое измаянное в работе тело.
- Бабушка на кладбище пошла, - ответила Света, - опускаясь со мной рядом на мостки и расстегивая старенький ситцевый халатик, оставшийся, наверное, еще со школьных лет, - сегодня же двадцать второе. Начало войны...
Вот оно что! Двадцать второе июня! Как же забылось мною, что это - особое число?!
- Она всегда в этот день к дедушке на могилку ходит, поминает, - пояснила Светлана и как сидела, лишь взвизгнув коротко, повалилась с мостков в речку.
8
Вернулись мы с реки, когда все уже были в сборе. И приехавшие за сто верст городские косцы, и родители Светланы, и бабушка ее - баба Настя.
С набрякшими от воды половиками мы шли кружной дорогой. Не тропинкой, задиравшейся круто в гору, а наезженным автомобилями проселком. Шли не торопясь, приустав даже не то от бездумных, как в детстве до синипупа, ныряний в Протве, не то от старательного шварканья щетками по пропыленным за зиму домотканкам. Беседа по пути текла случайная, не обязательная - о том, о сем... Между прочим Светлана похвасталась богатым наследством.
- Бабушка в завещании все мне отписала. И дом, и машину, и книжку сберегательную. Она мне и так, когда школу кончила, тысячу рублей на книжку положила. И у нее сейчас тысяч пять на книжке. Конечно, мне ничего, пусть бы бабуля еще подольше прожила, а все ж приятно, когда знаешь про наследство-то, - болтала беззаботно Светлана. Подымалась по тянувшемуся вверх проселку играючи, лишь время от времени перекидывая из руки в руку оттягивающую корзину с половиками.
- А что же ты с наследством делать станешь? - поинтересовалась я мимоходом.
- Придумаю что-нибудь. Не помешает. За границу ездить буду каждое лето в путешествия или обстановку куплю. Будет же когда-нибудь своя квартира.
Мы преодолели, наконец, подъем. Мне с непривычки не хватало уже дыхания, и, заметив это, Светлана предложила сесть передохнуть. С гребня холма, где под тенью придорожного тополя мы расположились на отдых, все село было видно, как на ладони. Различался на левом краю и дом бабы Насти. Даже отсюда, через поле, можно было понять, что дом у нее хотя и не нов давно, добротен, крепок и простоит еще долго. Вероятно, это и натолкнуло меня на мысль спросить:
- Ну хорошо, машина, деньги - понятно. А дом? Останется он тебе, что ты с ним делать будешь, с хозяйством, с живностью?
- Как что? Продам. Скотину свои деревенские за милую душу возьмут. И дом только свистни - москвичи по всем округам рыщут, дома берут под дачи. Они, которые в городе сызмальства, спят и видят, чтобы хоть на лето из Москвы убраться. Купят вмиг.
От уверенности, с какой толковала мне про продажу дома Светлана, напали на меня, как и ночью, перед сном, тоска и тревога. Потому, наверное, сам собою возник вопрос:
- А сама сюда, в Загорки, не хочешь? Переехала бы в бабушкин дом и жила бы спокойно, не скиталась по общагам.
- Нет. - Светлана отчаянно затрясла не успевшими еще до конца просохнуть перьями остриженных накоротко волос.
Сюда меня никакими коврижками не заманишь. Я и в Боровск-то не поехала бы, а уж в деревню! Вам хорошо, - накинулась она вдруг на меня, едва сдерживая вспыхнувшую не ко мне конкретно, а вообще ко всему, что связано с селом и сельской жизнью, ненависть. Она, закипевшая в ней столь готовно и яростно, поразила меня.
- Вам хорошо, - повторила Светлана. - Вы в городе родились, выросли и живете. Захотели вот - приехали, воздухом чистым подышать, молочка натурального, от настоящей коровы попить... А мне? Да, в Москве в магазине толкнешь кого нечаянно, если скажут - «колхозница», хуже обзыванья нету. Все аж закипит внутри. Ух, ты, думаю, неужели до сих пор заметно?! А что заметно, правда? - Светлана взглянула на меня жалобно и с надеждой, что я сейчас развею горькие ее сомнения. Я не замедлила сделать это.
- Что ты. Ничего не заметно. Обычная молодая девчонка. Как все. Кто ты, откуда - на лбу не написано. Да сейчас по внешности-то никого не определишь. У меня, знаешь, случай был, - и я рассказала историю, которая, с одной стороны, должна была утешить Светлану, а с другой - показать ей все-таки, что и в селе живут вполне отвечающие ее представлениям о высшем классе люди. - Приехала я как-то в колхоз. Там, у нас, в Поволжье. До него от города километров сто пятьдесят, не меньше. Ну село как село. В центре дома новые - коттеджи - для специалистов. Дом культуры, года три назад построенный - о нем-то мне и надо было писать. Ну походили с парторгом, все посмотрели, поговорили с людьми. А напоследок завел он меня в правление, к председателю, говорит, надо зайти, представиться. А было это, надо заметить, в феврале. В самую заметь. И стужа стояла градусов под тридцать. Зашел сначала парторг первым, а я сижу в приемной и думаю: колхоз крепкий, кто же там, в кабинете, за мужичок-боровичок, сидит, хозяйством этим так толково правит. Сам парторг-то в валеночках, в пиджачишке замусоленном. И мне, признаюсь, мысль пришла. Ну почему, сама себя спрашиваю, в селе одеться-то, как надо, не хотят? Ведь и деньги есть - заработки приличные, и телевизор смотрят - все видят, все знают. Ну заводит меня парторг в кабинет. Тут-то словно столбняк на меня нашел. Сидит среди финской мебели парень лет тридцати, если не меньше. Знаешь, я таких только что в фильмах иностранных видала. В замшевом пиджаке, белоснежном свитерочке. Встал. Батюшки! Брюки - велюр, фирменные, и сапожки на ногах, тоже где-нибудь за океанами шитые. На руке - часы, циферки электронные выскакивают. Поздоровался он со мной за руку и, видно, доволен произведенным ошеломляющим впечатлением. Заговорили мы. Между делом и о его житье-бытье побеседовали. «У меня, - рассказывает, - собственные «Жигули». Надо в город - премьеру в театр посмотреть или, скажем, «Песняров» послушать - садимся с женой и покатили. Часам к двенадцати, крайний срок - к половине первого мы уже снова дома. Супруга моя - учительница, сама городская, сначала, когда сюда ехали, все плакалась: не хочу, мол, колхозницей быть. А как пожила в особняке со всеми удобствами да на природе, да на натуральных продуктах - умолкла. Теперь не возражает...». Вот так бывает, Света. Вот тебе и колхоз! Значит, от самого человека все зависит, а где уж он живет, по нынешним временам, не столь важно.
Разумеется, говорила я все это не для того, чтобы убедить Светлану в необходимости тут же переехать в дедовское село. На внешние же приметы встреченного мною колхозного супермена налегала больше, потому что, казалось мне, такой образ понятнее будет внучке бабы Насти. А значит, может, удастся мне хоть немного поколебать ее убеждение в том, что здесь, на земле предков, нет ей места.
Светлана выслушала меня. Лениво потянулась.
- Ну и пусть живет, раз ему нравится, - сказала с вызовом. - А по мне, так лучше в Москве уборщицей вкалывать, чем тут прозябать.
Сказала, поднялась и пошла, подхватив легко бельевую корзину с тяжелыми мокрыми половиками.
В избе у бабы Насти, за столом, оказалось, разговор шел примерно о том же. Столичные косцы, пропуская стопку за стопкой мутного самогона, смачно крякая, занюхивая его чернушкой и тыкая вилками в щедро сдобренную яичницей картошку на необъятной сковороде, заедая все это перьями лука, вели речь о прелестях сельской жизни.
- Вот, шестой десяток мне, Степан, - говорил тот, что постарше, - а что в этой Москве видел? Закончил автодорожный. Мне бы дураку назад, в родные места. По меньшей мере главным механиком бы в колхоз взяли. А я - город, город. Пропади он пропадом. Ну и что? Проторчал всю жизнь за кульманом. Всего-то и нажил, что гипертонию да вот этого оболтуса, который не то что косу, лопату в руках толком держать не умеет. Ну квартира там, конечно. Жена про дачу талдычит. А на кой мне эта дача? Избушка на курьих ножках фанерная. На своем участке чихнешь - на соседнем доброго здоровья желают.
- Так что ж теперь назад, в деревню подаваться? - с пьяной настойчивостью, видно, не в первый раз задавал вопрос его друг-приятель.
- Уезжать не надо было. Вот что я тебе скажу. А коли уехал - не заноситься, как мы: вот, мол, важные птицы стали, в столицах проживаем... Я ведь сюда, к бабе Насте, только после смерти матери ездить стал. Потянуло. А так, хоть и ехать-то два часа - вся недолга - веришь ли, годами не был! Занятый человек!
Сын его в разговоре участия не принимал, скромно сидел в сторонке, делая вид, что внимательно слушает выступление по радио какого-то педагога в рубрике «Родителям - о детях». По скучающему выражению лица его ясно было, что до смерти надоели ему уже отцовские разговоры и не чает он, когда можно будет подняться, подхватить свою котомку и рвануть отсюда куда-нибудь подальше.
- А вы, Николай Васильевич со Степаном Емельяновичем, молодцы, - встряла в разговор, желая перевести его на другое, Зинаида. - Ишь как луг махнули. Не угнаться за вами было!
- Так работа-то какая, Зинушка! - охотно подхватил тот, что постарше, Николай Васильевич, и повторил, - радость-то какая! Душа радуется. Дух-то какой от травушки-муравушки идет! Коса сама в руках ходит. А звук: вжик - и нету, вжик - и нету... Это тебе не пыль и дым табачный в кэ-бэ глотать. Это ж мать-природа наша! Устал, к родничку спустился, рот прополоскал, лицо водицей ледяной омыл - будто заново на свет народился...
- Это тебе так, в охотку, Николаич, - сказала баба Настя. - А попробовал бы ты: с утра косой намахался, оттеля давай на прополку, с прополки - траву ворошить, сено возить, потом еще бригадир тебя пошлет коровник чистить, да вечером еще надо свою скотину обиходить, на своем огороде сорняк выдергать, от тогда б я на тебя, кровный ты мой, поглядела! Небось воткнул вилы в земелюшку да вознес Богу молитву - за что де, святый Боже, так наказываешь? Почто мне такая каторга? В городе-то отбил свое и в шесть часов - до свидания. А тут к вечерней зорюшке так умаешься - ног под собой не чуешь и жилушки все ноют, ни приведи Господь. А завтра опять начинай сначала и так во все дни.
- Да я, баба Настя, ничего не говорю, - растерялся москвич, - разве ж я не знаю. Работа тяжелая, не спорю. Да я про то, что здоровая эта работа и смысл в ней великий. Земля! На ней все стоим, в нее все ляжем. А что мы без нее? Тьфу. Плюнуть и рас-тереть. А люди про то забывать стали. Мой вот сын дорогой, единственный, твоя ли внучка. Они разве то понимают?
- Ну, они, молодо-зелено, сейчас не понимают, потом поймут, - миролюбиво отозвалась баба Настя. - По мне так лучше, пусть Светланушка в чужих домах стены красит, чем здесь, в своем, как я, всю жизнь, горбатиться.
- Не то, мать, говоришь, не то, - запротестовал молчавший до сей поры зять Виктор. - Думаешь, будь у меня нога здоровая, сидел бы я даже в нашем Боровске в сторожах на лесопилке? Да я б сюда в один миг переехал. И Светку бы никуда от себя не отпустил. Николай правильно сказал, нельзя нам про землю забывать. Святая она, земля наша. Работников ждет...
- Ну пошел молоть, - отмахнулась от мужа Зинаида. - Батя вон с войны без руки пришел, инвалидом. А в город, чай, не переехал. И в колхозе до самого последнего своего часа работал. И дом этот сам ставил...
- А мне сегодня снился батя твой Михаил, - улыбнулась вдруг довольно баба Настя. - Ой, и сон был баский! Я вот целый день хожу и все думаю, к чему бы сон такой? На могилку ходила. Там сидела, все спрашивала: «Миша, к чему бы мне так вот приснился?». Да нечто узнаешь...
- Мама, а что снилось-то?
- И-и... Расскажу, доченька, расскажу. Уж такой сон хороший да складный, что грех не рассказать.
И рассказала баба Настя свой сон.
И слушали мы ее зачарованные...
9
...Мнится мне, что иду я по нашим Загоркам. Не прямо - главным порядком, вдоль тракта, а пробираюсь задами. Вроде мне боязно чего-то и прятаться от кого-то мне надобно. Вот крадусь я так и думаю: «Чего же я опасаюсь?».
А на дворе светлынь! Солнышко в зените, небо чистое и свежее, ну будто умытое. И все вокруг такое яркое. Ботва на огородах сочная. Если где белье сушится, то либо лазоревое, либо в синь отдает. Дома стоят тоже ровненько, наличники белым выкрашены, голубым, желтым, резные все, ну, что игрушки. А мне вроде ни до того, чтобы красотой любоваться. Знаю, что обязательно надо мне до своей избы добраться. И страх берет, что помешают.
Ну долго ли, коротко, а попала я как-то к своему дому. И совсем мне осталось два шага шагнуть, а меня оторопь взяла. Вижу, дверь в сенцы настежь. Как же так, думаю, дома-то никого, сама ключ, когда ухожу, под крылечко, под кирпичик прячу. Кто ж его взял да дверь открыл? Про то, что Зинаида с Виктором или Светланушка приехать могут, у меня и мысли нет. Точно знаю, что это не они дверь открыли и в дом вошли. Вот набралась я смелости и пошла.
(Окончание следует.).
Комментарии (0)
Оставить комментарий
Фотогалерея
Доска объявлений
Интервью
- О здоровье, а также - доступности и качестве медицинской помощи
- Глава г. о. Чапаевск Д. В. Блынский: Развитие города зависит от роста населения
- СТАРАЕМСЯ, ЧТОБЫ УЧЕНИКАМ БЫЛО ИНТЕРЕСНО И КОМФОРТНО
- БЕЗОПАСНОСТЬ ЛЮДЕЙ - ОДИН ИЗ КОМПОНЕНТОВ КАЧЕСТВА ИХ ЖИЗНИ
- НАША СЛУЖБА И ОПАСНА, И ТРУДНА
- ИЗ БОКСА - В ТАНЦЫ!
- НА ПЕРЕДОВЫХ РУБЕЖАХ
- МАМОНТ ИЗ СЕМЬИ СЫРОМЯТНИКОВЫХ
- Все интервью