Газета г. Чапаевска Самарской области
Газета для тех, кто любит свой город
Главная Культура и искусство ЕГОР КУЗЬМИН " "ХМУРЫЙ" ВЫХОДИТ НА СЛЕД"

ЕГОР КУЗЬМИН " "ХМУРЫЙ" ВЫХОДИТ НА СЛЕД"

24 сентября 2014 года

Записки провинциального сыщика


(Окончание. Начало в номере за 3 и 17 сентября).

Сивый замолчал, смачно затягиваясь сигаретой. Все было сказано и говорить больше было не о чем. Михей тоже повернулся на другой бок и закрыл глаза, постепенно успокаиваясь. В камеру вновь вернулось молчание…

После проведения опознания и очной ставки в кабинете следователя я поднялся к себе, разложил на рабочем столе бумаги, полученные в результате работы по делу «об ограблении женщины на пересечении улиц Железнодорожной и Щорса», и стал размышлять о том, что «мы имеем на данный момент», что «необходимо добыть в ходе работы» и, наконец, что «реально можно получить…». Картина была неутешительной. Михеев был в полном отказе, хотя потерпевшая его сразу же опознала: и по лицу, и по одежде, и по манере говорить, и даже ручку у ножа напавшего описала с высокой точностью. Нож был «зоновской» работы с наборной из колец разного цвета ручкой. Мне уже приходилось встречаться с подобными моделями, если их так можно было назвать, один раз с полгода, может, чуть больше, назад. И понять Михеева было можно. Признаваться в содеянном ему не было никакого смыла, слишком мало мы ему пока успели предъявить. А что дальше? Оставался еще один свидетель - водитель, осветивший фарами своей машины преступника, который под ножом тащил через дорогу кричавшую женщину. Да, он мог внести положительную лепту в дело о грабеже, но его нужно было сначала установить, после чего найти, предъявить ему вначале фото Михеева среди других… А если он его не узнает? Надеяться хотелось на лучшее, но сначала… Искать было нужно его по госномеру и данным автомашины, которые мог запомнить сосед потерпевшей, выбежавший из дома на ее крик. Другого пути не было. Вначале же предстоял разговор с соседом Пырьевой. Он явился в кабинет к 15.00. Это был мужчина лет 50-ти на вид, выше среднего роста, хорошо одетый. Я оценивающе посмотрел на него и предложил сесть на стул.

- Илья Николаевич, Вы не догадываетесь, случайно, зачем Вас пригласили в уголовный розыск городской милиции? - начал я предстоящую беседу.
- Догадаться нетрудно. Наверное, в связи с ограблением моей соседки? - он выглядел уверенным, что обнадеживало.

- Пырьева говорила, что Вы вроде бы и номер машины какой-то запомнили? - мой голос в подобных случаях быстро утихал, так как я как будто боялся испугать собеседника и потерять всякие надежды от разговора, который считал в тот момент решающим…
- Да, запомнил. Я даже, когда привел Таню к себе домой и зашел в свою комнату, записал его в телефонной книжке. Номер той машины, которую я видел на повороте, когда она отъезжала: 40-22, а вот буквы полностью запомнить не смог. КШ, как обычно, а вот третью букву - не разглядел…

- Хорошо, Илья Николаевич, Вы нам очень помогли. Ну а марку машины или цвет, не смогли заметить?
- Да, кажется, обычный «жигуленок» первой модели. А цвет, как  я понял, когда она рванулась вперед и левый бок ее осветил фонарь, находящийся недалеко от нашего дома, - светлый. Вот, кажется, и все…
Зотов замолчал и смотрел на меня, вероятно, в ожидании еще каких-нибудь вопросов. Но в тот момент в разговоре с ним я выяснил все и проводил Зотова для официального допроса в кабинет следователя.
Оставшись в кабинете в одиночестве, я взял чистый лист бумаги и стал схематично делать на нем пометки, касающиеся преступления в отношении Пырьевой: что на тот момент установлено, данные лиц, их роль в деле… Это становилось системой, которой я непременно пользовался в ходе работы по раскрытию любого преступления. Я ее с каждым разом совершенствовал: что-то уточнял, что-то исправлял, что-то дополнял. Такой путь в большинстве своем приводил к желаемому результату.

Не составляло большого труда по имеющимся у меня данным об автомобиле установить через отдел МРЭО (межрайонный регистрационно-эксплуатационный отдел) полные данные и о нем, и об его владельце. Машин с подобным номером в нашем провинциальном городе оказалось в пределах трех, во всяком случае, заинтересовали меня именно они. Я стал тщательно изучать предложенные мне сотрудником отдела соответствующие карточки и другие документы. Вернувшись в свой кабинет, я еще раз в более привычной и, можно сказать, родной для меня обстановке просмотрел записи, сделанные в МРЭО, и по необъяснимой причине остановил свой выбор на автомашине, значившейся в тетради под номером 3. 

И на следующий день ее хозяин - Сынтин Владимир Иванович, 1945 года рождения - сидел в моем кабинете и испытывающе смотрел на меня. По тому, как он часто вытирал платочком лицо и постукивал пальцами правой руки по краю стола, было видно, что он очень волнуется.

- Да Вы не волнуйтесь, Владимир Иванович. - В ту минуту я не знал, с чего начать с ним разговор. 
- Курите, - я подвинул к нему пепельницу, которую держал в кабинете исключительно для тех, с кем приходилось разговаривать, сам же никогда в жизни не курил.

Сынтин закурил, я молча наблюдал за ним. Он часто стряхивал пепел, иногда промахивался мимо пепельницы, и пепел попадал на стол; тогда он собирал его листком бумаги, который я предложил ему, постоянно повторяя при этом: «Извините…». Первые мысли о его волнении находили подтверждение вновь и вновь. «Что же? Это неспроста…» - подумалось мне, и я решил наступать.

- Владимир Иванович, вспомните, пожалуйста, примерно 3 - 4 дня назад Вам не приходилось проезжать поворот с улицы Щорса на улицу Железнодорожную в ночное время? Может быть, Вы там останавливались? Может быть, что-то видели, что могло бы заинтересовать уголовный розыск? - я внимательно смотрел на собеседника, стараясь не отрывать от него в тот момент глаза. Вопросы мои, как я понял, заставили его задуматься, возможно, поставив в неловкое положение.
- Да понимаете, вроде бы нет… - речь его в ту минуту была невнятной, но мне было видно, что этот человек не умеет лгать. После моих вопросов он оказался как бы в тупике. Он вроде бы и хотел ответить на них, но что-то его сдерживало, может быть, даже он чего-то боялся…

- Да-да, я сейчас подумаю, может быть, что-нибудь вспомню… - Сынтин никак не мог решиться на разговор.
- Скажите, - обратился он ко мне. -  А все подробности в деталях, ну, скажем, как я там оказался, с кем, почему? Так ли обязательны или можно все-таки обойтись без них?

- Да Вы знаете, - я сразу старался его обнадежить и расположить к откровенному разговору. -  Меня, в принципе, интересует только одно: не видели ли Вы кого-нибудь в тот момент на улице и что там происходило?
-  Я все понял, - он вытер лоб платком, решившись, очевидно, на что-то очень важное для себя. -  Я видел, как какой-то парень под ножом тащил через дорогу женщину, а она кричала. У меня в тот момент были включены фары моей автомашины. Это было совсем близко. Я даже испугался…

- Ну, а что же Вы не вышли из машины, чтобы помочь несчастной? - этот вопрос я не мог не задать.
- Видите ли, я был не совсем трезв, ну и потом… Не один. Вы меня как мужчина мужчину понимаете? - он с надеждой посмотрел на меня.

- Да, Владимир Иванович, я Вас понимаю. - Картина для меня, кажется, полностью прояснилась. - Вы не могли не видеть лица того парня. Я правильно говорю? - Я старался вновь вернуть Сынтина к главному вопросу.
- Да, я видел его лицо. И хорошо запомнил, наверное, от испуга и неожиданности, когда он возник передо мной.

- Опишите его, пожалуйста, насколько смогли запомнить. - я старался не торопиться с опознанием, а заодно таким образом подвести к нему Сынтина.
- Значит, так, - начал он. - На вид ему примерно лет 25. Взгляд звериный, может быть, именно в тот момент. По лицу похож на нерусского. Одет был в куртку темного цвета, на голове - шапочка вязаная, цвет тоже темный. Вот вроде бы и все.

Я слушал Сынтина, а сам в это время у себя в столе нашел две фотографии из числа ранее судимых и положил их вместе с фотографией Михеева перед Сынтиным.

- Посмотрите, пожалуйста, Владимир Иванович, на эти фотографии. Нет ли среди них того человека, которого Вы видели той злополучной ночью. Только не торопитесь. - Я всегда говорил так в подобных случаях.
- Да вот он. Как живой стоит перед глазами. - Сынтин сразу, не задумываясь, ткнул пальцем в фотографию Михеева.

- Так, хорошо, - сказал я, будучи удовлетворенным на «все сто», как говорится. - Вы сейчас здесь подождите, а я схожу к следователю. Необходимо подготовить и провести опознание с Вашей помощью живого преступника. Вы согласны?
- Я-то не против, а если следователь спросит, как я там оказался в это время, ну и другое… - Сынтин снова начинал колебаться.

- А Вы подумайте. Ведь могло что-то с машиной случиться, ну там, мотор заглох или что-то еще. Я плохо в этом разбираюсь. Ведь могло же и именно в этом месте? И свет Вы включили, потому что так нужно было.
- Конечно, могло. И был я один, а ехал, скажем, от друга… - Сынтин рассуждал вслух, готовясь к допросу. Мне он был симпатичен в тот момент. Я вообще по жизни люблю умных и понятливых людей: они все схватывают на лету, и на них можно надеяться в любую минуту, потому что не подведут. Жизнь несколько раз доказывала мою правоту.

- Ну вот, видите, - обратился я к нему. - Это все и расскажите следователю при официальном допросе.
Оставив Сынтина в своем кабинете, я пошел к следователю, и мы определились «по допросу свидетеля и проведению опознания подозреваемого», как это называется документально-процессуально.

Примерно через час после нашего задушевного разговора с Сынтиным  Михеев среди двух «подсадных» лиц и в присутствии понятых сидел в кабинете Удалова. «Подсадные» - это лица, присутствующие при опознании со стороны подозреваемого, примерно одного возраста с ним, в чем-то схожи и внешне.
Когда я ввел Михеева в кабинет следователя, он спросил: «Я опять зачем-то понадобился?» - и голос его, может быть, впервые, дрогнул.

- Пойдем, пойдем. Сейчас все узнаешь и увидишь. Не дури, Валер. Придется сознаться. - Я его слегка подтолкнул.
- В чем? - он спросил в своей манере, и мне показалось, что подумал: «Черт, неужели установили ту машину и нашли водилу? Тогда это кранты. Отказ не пройдет…». Озадаченный мной и прогонявший эти мысли в себе, он вошел в кабинет следователя, я - за ним. Ему было предложено занять любое место среди сидящих на лавке. Он сел с краю. Началось главное - то, к чему я шел в течение трех суток, показавшихся мне долгими, как было уже не раз в сыскной практике.

Процесс превзошел все мои ожидания. Сынтин сразу опознал в человеке, «сидящем с краю», того, которого «видел в ту ночь, когда он тащил под ножом через дорогу женщину, и они попали в свет фар машины», в которой он находился и ремонтировал, как он пояснил, замок зажигания.

- Встаньте и представьтесь. - Обратился следователь к опознанному.
- Михеев Валерий Рашитович, - произнес он.

- Что Вы можете пояснить, гражданин Михеев, по поводу услышанного только что? - Удалов, поправив очки, пристально смотрел на него.
- Ну че, пояснять? Все было так, как говорит этот мужчина, - и Михеев показал пальцем на Сынтина.

Дальше процесс меня уже мало интересовал. Протоколы были подписаны, участники, кроме Михеева, покинули кабинет. Я был рад, что мы в очередной раз оказались победителями, но этого никак не показывал. У меня возник к нему только один обязательный вопрос.

- Валер, а куда ты дел шапку той женщины и где твой нож?
- Шапку я выкинул в лесопосадке. Мех был искусственный, и нож выбросил где-то по дороге. Лишние улики мне ни к чему, - он замолчал и опустил голову. - Гражданин следователь, Вы меня арестуете? - спросил он после понятных раздумий.
- Посмотрим, - сказал Удалов, собирая бумаги в папку. - А ты сам что думаешь?

- Хотелось бы до суда побыть на свободе. Как это называется? Забыл… А, вот - «под подписку о невыезде». Да и мать у меня болеет, - видно было, что Михеев говорил искренне.
- А что у нее, - спросил я.

- Сахарный диабет. На уколах «сидит».
- Егор Степанович, - обратился ко мне Удалов, - определите задержанного в какой-нибудь кабинет и сами заходите ко мне.

Когда я вернулся к нему, он начал разговор, который, видимо, готовил заранее.

- Егор, - начал он. - Для ареста у нас маловато улик. Одни показания и опознание. Может быть, действительно отпустить его пока? И поработать еще…
- Давайте, Игорь Николаевич. Я не против, - я был действительно согласен. Для меня в тот момент самым важным было то, что Михеев признался в совершенном преступлении.

Когда я отпускал его из кабинета, посмотрел на него внимательно, на его куртку, на фуфайку в сетке и мне почему-то подумалось, что он не остановится на этом - обманет наши ожидания, и я, к сожалению, оказался прав.

Прошло больше месяца с того дня. Однажды Удалов, встретив меня в коридоре, попросил зайти к себе. Я сразу готовился к какой-то развязке в отношении Михеева и был сражен, когда Игорь Николаевич дал мне прочитать один так называемый запрос из следственного управления области.
«Необходимо направить в наш адрес материалы уголовного дела 27082143, возбужденного по ст.146 УК РФ (разбойное нападение), по обвинению Михеева Валерия Рашитовича, для приобщения к материалам уголовных дел (далее были указаны номера еще двух УД).

- Что это значит, Игорь Николаевич? - спросил я машинально, хотя было понятно и так: за этот месяц с небольшим Михеев успел дважды «грязно наследить», как мы говорили в профессиональных кругах, в областном центре. Теперь ему предстояло держать серьезный ответ за свои злодеяния.

«Да, а мы его не стали арестовывать… Выходит, он нас подвел… Да нет, - я гнал от себя темные мысли. - Подвел он в первую очередь себя, как делает большинство из них. Вот и верь им…». А верить надо. Без этого в нашем нелегком деле просто нельзя.

1982 год, декабрь.
Комментарии (0)