АЛЕКСАНДР ГРОМОВ "ЕСЕНИН И ПЕТЯ"

Рубрики

Архив новостей

апрель 2024

пон	втр	срд	чет	пят	суб	вск
1	2	3	4	5	6	7
8	9	10	11	12	13	14
15	16	17	18	19	20	21
22	23	24	25	26	27	28
29	30

АЛЕКСАНДР ГРОМОВ "ЕСЕНИН И ПЕТЯ"

3 декабря 2014 года

(Окончание. Начало в номерах за 1, 8, 15, 22, 29 октября, 5 и 12 ноября).

- Правильно! - раздалось с другого конца стола. - Надо потребовать эксгумации трупа!

- Обязательно! - подхватил обрадовавшийся Порфирьев и вспыхнул с новой силой, словно в угасающий костер прыснули керосину.

За столом развернулась дискуссия, каждый начал излагать свою версию происшедшего. Кто-то предложил помянуть покойного. На минуту шум смолк, но спорщиков было уже не остановить, они и выпили-то как-то спешно, чтобы не потерять азарта, словно ныряльщики, которые, сделав глоток воздуха, тут же уходят на глубину.

- Пойдемте, - шепнула мне директриса.

Она поднялась, за ней встали еще несколько человек, и мы вышли из бывшей школьной столовой. Набирающий обороты митинг нашего ухода не заметил.

На улице было тихо и торжественно-печально. Даже дождик завис, словно ожидая разрешения: проливаться ему на это село или уж двигаться дальше. И воздух, наполненный влагой, был тягуч и по-осеннему насыщен запахами уходящего лета.

Как само собой разумеющееся, мы шли к музею. Там, опять же как само собой разумеющееся, стоял накрытый стол. Сели, словно все было предуготовлено, и каждый знал свои места. Я налил в рюмки водки.

- Давайте помянем, - сказала директриса.

И снова воцарилось спокойное молчание, которое редко случается и меж двух людей, а тут нас находилось шесть человек.

- Он последнее время сильно болел… Так радовался весне… Пасха радостная была. Нам тут министерство разные преобразования наобещало: будем музейный комплекс организовывать, территорию расширили, концертную площадку сделали…

Я кивнул.

- Летом он еще ходил в музей, а как пошли дожди, так уж больше не появлялся. Мы, конечно, не забывали. Ольга за ним присматривала, она недалеко живет…

Оля низко опустила голову и убрала руки под стол.

- Теперь вот не знаем, что делать… - закончила директриса и посмотрела на меня.

- В каком смысле? - не понял я.

- А вы разве не слышали про завещание? Он накануне написал завещание: свою библиотеку, а она у него огромная, передал музею, а дом завещал Ольге.

Все посмотрели на Олю.

- Я ничего не просила, - прошептала она.

- Продайте, - сказал я.

- Что «продайте»? - спросила директриса.

- Дом.

Теперь все смотрели на меня.

- Скорее всего, Петя хотел и дом музею оставить, но вы представляете, какая волокита бы началась, да и не оформили бы никогда на музей. В общем, он мудро поступил. Помещений у вас сейчас, говорите, прибавилось? Так что для библиотеки место найдется. Назовите ее Петиным именем, Оля пусть будет библиотекарем, а дом продайте. Деньги поделите так: во-первых, обустройте могилу. Во-вторых, обустройте библиотеку. Если из министерства заинтересуются, на какие шиши, скажите: население помогает, народная, стало быть, библиотека, они поверят, там и в самом деле думают, что у населения денег полно и девать их некуда. В-третьих, после продажи всем работникам дайте по сколько-нибудь денег, но только в равных долях - и сторожу, и директору. Ну а в-четвертых, отправьте Олю в Иерусалим.

Тут и Оля подняла на меня большие влажные глаза.

- Она там помолится - и за всех вас, и за Петю.

Откуда это все возникло у меня в голове, что я нес?

Видимо, так же думали и сидящие за столом.

А я даже никак не мог пояснить то, что говорил. Я вдруг почувствовал, что не случайно приехал, что не случайно сказал на кладбище про Любовь, не случайно меня подняли из-за поминального стола и привели в музей, и все, что я сейчас сказал, было не случайно, а теперь, когда я исполнил то, что должен, - пора и домой. На душе стало легко, словно освободился от довлеющего груза. Причем даже не важно было: в точности ли исполнят они то, что услышали, или распорядятся иначе, мое дело было сказать. Как говорится, прокукарекал, а там хоть солнце не вставай.

За столом продолжали осмысливать услышанное. Я поднялся.

- Да, писателей не забудьте. Устройте как-нибудь праздник. Петя писателей очень любил.

Никто меня не удерживал, словно, и правда, я пришел сюда только лишь для того, чтобы передать Петину волю, а теперь могу быть свободен.

К пристани я шел весело, чуть ли не напевал. Я только что пережил соприкосновение с чем-то необъяснимым, высшим. Это редкие минуты и такая радость. Хотя, конечно, смотрелось глупо: человек идет с похорон - и радуется. А я радовался. Радовался, что почувствовал то иное бытие, которое всех нас ждет, радовался, что и я, погрязший в земных заботах, кажущихся бессмысленными и никчемными, все-таки сподобляюсь такого причастия. А стало быть, не все так безнадежно - может, еще и спасемся. Этому я и радовался.

Я даже особо не расстроился, когда мимо пронеслась большая черная машина и забрызгала мне плащ. Да я и не заметил ее, хотя, кажется, мне сигналили, а потом еще водитель кричал, опустив лобовое стекло… Ну ладно, виноват, простите…

Показалась пристань, я свернул с дороги, которую несколько лет назад построили к приезду президента (вот она, конкретная польза от визита властей!), и стал спускаться по скользкой тропе. Когда до пристани оставалось метров пятьдесят, я поднял голову и увидел на ней бородатого, который что-то яростно доказывал стоявшим перед ним чуть ли не навытяжку трем пассажирам.

Ужас, настоящий ужас охватил меня. Ноги очугунели, но я продолжал переставлять их в направлении пристани. Меня заметили. Порфирьев перестал жестикулировать, пристально посмотрел в мою сторону и помахал рукой. А я представлял, как два часа буду слушать его версии убийства, а также про Ольгу, которая заставила написать завещание, а потом подговорила хлопцев на преступление… Наверняка ведь потянет потом в какой-нибудь комитет, заставит, поди, подписать составленное обращение - а я не смогу отказать… Господи! Ну почему Ты касаешься души на такое малое время, почему сразу же в нее лезут эти козлобородые? Откуда они вообще? Зачем, Господи? Так хорошо с Тобой, а эти - зачем?

«Чтобы ты не забывал обо Мне», - услышал я, и от такой ясности и вразумительности остановился.

Вдалеке показался омик, плывет себе, перевозит людей туда-сюда, и никакого дела ему нет, какие на берегу страсти. А тут вон ожидающий хитрый прищур: а ну-ка, батенька, расскажи, что делал в музее? Деньги ходил делить, поди, и на писателей долю урвал?

- Эдуард Федорович! Эдуард Федорович! - донеслось сзади.

Хитренький прищур развеялся как дым, появились замешательство и неуверенность. Я почувствовал, что взгляд уже обращен не на меня, а куда-то дальше. Порфирьев опустил руку, а меня чуть не сшиб сбегавший вниз человек. Я оглянулся. Наверху стояла большая черная машина, которая минут двадцать назад обрызгала меня.

Я снова повернулся к пристани. Обогнавший меня человек и Порфирьев о чем-то спорили. Порфирьев указывал в сторону приближающегося омика, а человек - в сторону машины. Наконец человек схватил Порфирьева за рукав и чуть не силком потащил с пристани. Порфирьев вырывался, но не удержал равновесия и наверняка бы упал, но человек поддержал его и еще крепче перехватил руку. Порфирьев присмирел, что-то буркнул, кивнул ошалевшим трем пассажирам, выдернул руку и пошел по трапу на берег, а человек двинулся за ним.

Я поспешил уступить дорогу и сошел с тропы.

Проходя мимо меня, Порфирьев изобразил улыбку, но она показалась мне злобной.

- Из прокуратуры приехали, - сообщил он. - Хотят выслушать мою точку зрения. Спохватились. Факты у них какие-то еще… В общем…

Я молчал, прямо глядя на его поникшее лицо.

- В общем… - неуверенно повторил Порфирьев, а сопровождающий подталкивал его в спину. - Я найду вас в городе.

«Ничего еще не кончилось, ничего», - подумал я и пошел к пристани.

Всю дорогу я переживал происшедшее. Не похороны, не откровение в музее и не обещание найти меня в городе - все было как некие декорации… По-настоящему я переживал те полчаса радости и свободы, пока шел от музея к пристани, и мне казалось, что Бог коснулся меня. А потом - чувство вышней борьбы, о которой я даже помыслить не могу, но она идет, идет, и мы здесь, на земле, даже не подозревая, участвуем в ней… Может ли солдат, защищающий незначительную деревеньку или даже овражек подле этой деревеньки, знать планы генерального штаба? Ну, общий-то план понятен: победить! Но как? А тут куда выше генералов…

А еще я почувствовал, что уехал из города тоже не просто так, а промыслительно, и что-то непременно произошло, пока я выпал из общей суеты.

Так и случилось. На следующий день оказалось, что предназначавшуюся мне работу над одной громоздкой и денежной книгой отдали другому издательству. Материально это, конечно, напрягало, даже сначала обескуражило, но в то же время я и обрадовался: у меня вдруг образовались две недели, которыми я мог распоряжаться собой по собственному усмотрению.

И я сел писать этот рассказ. Это были счастливые две недели, потому что вспоминать о хороших людях - всегда радость.

Но самое главное, я все время старался помнить про чудесные полчаса, дарованные мне, и так хотелось, чтобы - хоть мигом - то светлое чувство коснулось тех, кто прочтет рассказ. Хотя… разве под силу человеку передать это?

Комментарии (0)

Оставить комментарий

Фотогалерея

Все фотографии

Доска объявлений

Интервью