СОЛДАТСКАЯ СУДЬБА

«Призвали меня в ар­мию осенью 1939 года. Попал я на службу в го­род Мозырь в Белоруссии, где проходил обучение в школе интендантов (де­лопроизводителей, писа­рей, начхозов и т. п.) со сдачей экзаменов после двух лет службы на лейте­нанта и увольнением в за­пас. После окончания школы с отличием меня направляют в штаб диви­зии, которую в начале мая 1941 года перебрасывают на границу в Брестскую область.

От границы мы были очень близко, всего 3 - 4 километра. Жилось нам очень неспокойно. Ощу­щалась какая-то напря­женность, и в то же время неверие в начало войны.

Собственно, еще за неде­лю до вторжения немцев на границе уже были слу­чаи нарушений, пере­стрелки, полеты самолетов над нашей территорией.

Мы считали это нормаль­ным явлением: граница есть граница. Летом мы должны были сдать экза­мены и осенью демобили­зоваться в запас. Но все полетело вверх тормашка­ми, началась война, кото­рая круто изменила судь­бы людей. Изменила она и мою судьбу. Начался та­кой период моей жизни, о котором до сих пор болез­ненно вспоминать.

Дивизия наша три дня стойко сражалась у самой границы. Бились все, на­чиная от генерала и кон­чая поварами. Но все же вынуждены были отойти.

Получили приказ идти на помощь Бресту. Город уже был окружен. Кровопро­литные бои на подступах к нему ни к чему не при­вели, нас постоянно раз­бивали, и прорвать коль­цо осады так и не удалось.

С тяжелыми боями стали отходить на восток. От ди­визии осталось одно назва­ние. Шли мелкими груп­пами, никакой связи с ко­мандованием. Мы оказа­лись в глубоком тылу у немцев. Наша часть шла на прорыв к городам Ров­но и Луцк, которые уже оказались захвачены нем­цами. Нам приходилось добывать боеприпасы и продовольствие в боях.

В самом конце июля при очередном прорыве рядом со мной разорвался немецкий снаряд. Меня контузило и ранило в ногу.

Потерял сознание. Очнул­ся уже в каком-то сарае, куда меня спрятали мест­ные деревенские жители.

Здесь же были еще не­сколько раненых бойцов.

Но нашелся какой-то под­лец из местных, который привел немцев. Они здесь же хотели нас расстрелять, но отложили до утра. А утром проходившая тыловая часть немцев забрала всех наших раненых в Луцк, в бывшую тюрьму, преобра­зованную в лагерь.

Здесь мне впервые при­шлось хватить такого горя, что и во сне не привидит­ся. В этой тюрьме я про­был около месяца, почти весь август. Рана моя ока­залась довольно легкой, только голова все время болела да плохо слышал. Плохо слышу на правое ухо и сейчас. Затем нас погрузили в товарняк и повезли на Запад. Ехали долго. Уже на польской территории пытался я сбе­жать. Выломал доски пола вагона, но, как назло, нас тут же высадили и отпра­вили в лагерь за колючей проволокой. Наконец до­ставили нас в концлагерь недалеко от Гамбурга. Ра­неных и больных остави­ли, остальных увезли. В этом лагере творился на­стоящий ужас: людей мо­рили голодом, холодом, травили собаками. Я чув­ствовал, что здесь мне ско­ро придет конец. Поэто­му, когда потребовалось несколько десятков чело­век в Гамбургский порт (до этого в порт из нашего ла­геря никого не брали), я решил воспользоваться этой возможностью для побега. В один из удобных моментов мне удалось ук­рыться в трюме шведско­го корабля. Сколько я там находился без еды и воды, не помню. Но при выходе в море, где было спасение, меня, еле живого, обнару­жили собаки немецких по­граничников. Так я снова очутился в лагере.

Один пленный фран­цуз сообщил мне, что за побег меня должны рас­стрелять. Но французы же меня и спасли. Их перево­зили в другой лагерь, и они под видом больного това­рища взяли меня с собой. Все это произошло в те­чение нескольких часов. Таким образом, мне уже дважды светили небесные просторы, но я дважды ушел от расстрела.

Вместе с французами я попал в другой лагерь. Они меня поддержали, по­скольку получали помощь через Красный Крест. Здесь же были и наши во­еннопленные. Я перебрал­ся к ним, как только окон­чательно окреп. Вместе с несколькими нашими офи­церами попытался бежать. Неудачно. Нас отправили в шахты в городе Дюссель­дорфе, затем в Дортмунд. Это было уже в начале 1944 года. Но пробыли там не­долго. За саботаж угодили в типичный немецкий кон­цлагерь, расположенный на границе с Голландией. В округе одни болота. Здесь до войны находились лаге­ря для немецких коммуни­стов (их называли болот­ные солдаты). Этот лагерь не шел ни в какое сравне­ние с другими, где я уже по­бывал. Все в нем было приспособлено для посте­пенного уничтожения че­ловека, как бы он ни со­противлялся. Кормили раз в сутки зеленой бурдой. Кусочек хлеба из опилок давали через день. Издева­тельства, побои - обычное явление. Чтобы описать эти страдания, нужны ты­сячи страниц. Ежедневно умирали до сотни человек. По мере убывания заклю­ченных их пополняли но­выми эшелонами пленных. До нас там погибло около 40 тысяч человек. Из этого лагеря я и не мечтал вый­ти живым. Человек здесь больше 6 месяцев не вы­держивал и погибал. Я по­пал в этот лагерь в ноябре 1944 года и пробыл 5 меся­цев, до апреля 1945 года. Нас спасли напавшие на немцев со стороны Гол­ландии канадские войска, которые здесь не встреча­ли большого сопротивле­ния. Для нас это было чу­дом. Я считаю, что вер­нулся с того света. Я тог­да был живым скелетом в окружении мертвых. Я и сейчас, когда читаю в кни­гах о фашистских концла­герях, очень переживаю: весь пережитый ужас вста­ет перед глазами. С тех пор у меня вся голова се­дая. Так закончился са­мый тяжелый период в моей жизни.

Канадцы приняли все меры, чтобы привести нас в человеческий вид. Нас лечили, усиленно корми­ли, хорошо содержали, так что через два месяца мы вновь почувствовали себя людьми. В августе 1945 года нас переправили в со­ветскую зону Германии. После всяческих проверок мы, бывшие военноплен­ные, должны были вновь пройти службу в армии с учетом, конечно, состоя­ния здоровья и возраста.

И вот (бывает же такое в жизни!) встретился я с человеком, с которым ни­когда даже и не мечтал встретиться. На медкомис­сии встретил школьного товарища, твоего однофа­мильца Валентина Коз­ловского. Он тогда был старшим лейтенантом ме­дицинской службы и уст­роил меня в свой полк, где я и прослужил до конца мая 1946 года.

Наконец-то вернулся домой в Смоленск. Ни кола, ни двора. Из эвакуа­ции вернулась мать-ста­рушка. Нужно было начи­нать жизнь сначала. Для меня это было тяжело и физически, и морально. ...Война навсегда осталась в моей памяти, и эти тя­желые воспоминания бу­дут со мной всю жизнь».

Подготовил

Сергей ЧИГРИНЕВ.